Неточные совпадения
В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья
в переулке
Возок пред домом у
воротОстановился. К старой тетке,
Четвертый год больной
в чахотке,
Они приехали теперь.
Им настежь отворяет дверь,
В очках,
в изорванном кафтане,
С чулком
в руке, седой калмык.
Встречает их
в гостиной крик
Княжны, простертой на диване.
Старушки с плачем обнялись,
И восклицанья полились.
— Как только услышал я шум и увидел, что
проходят в городские
ворота, я схватил на всякий случай с собой нитку жемчуга, потому что
в городе есть красавицы и дворянки, а коли есть красавицы и дворянки, сказал я себе, то хоть им и есть нечего, а жемчуг все-таки купят.
«И с чего взял я, — думал он,
сходя под
ворота, — с чего взял я, что ее непременно
в эту минуту не будет дома? Почему, почему, почему я так наверно это решил?» Он был раздавлен, даже как-то унижен. Ему хотелось смеяться над собою со злости… Тупая, зверская злоба закипела
в нем.
Он стоял как бы
в задумчивости, и странная, приниженная, полубессмысленная улыбка бродила на губах его. Он взял, наконец, фуражку и тихо вышел из комнаты. Мысли его путались. Задумчиво
сошел он под
ворота.
В контору надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была тут
в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил
в переулок и пошел обходом, через две улицы, — может быть, безо всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он шел и смотрел
в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит у тогодома, у самых
ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не
проходил.
На лестнице спрятался он от Коха, Пестрякова и дворника
в пустую квартиру, именно
в ту минуту, когда Дмитрий и Николай из нее выбежали, простоял за дверью, когда дворник и те
проходили наверх, переждал, пока затихли шаги, и
сошел себе вниз преспокойно, ровно
в ту самую минуту, когда Дмитрий с Николаем на улицу выбежали, и все разошлись, и никого под
воротами не осталось.
На счастье его,
в воротах опять
прошло благополучно.
Не
в полной памяти
прошел он и
в ворота своего дома; по крайней мере, он уже
прошел на лестницу и тогда только вспомнил о топоре. А между тем предстояла очень важная задача: положить его обратно, и как можно незаметнее. Конечно, он уже не
в силах был сообразить, что, может быть, гораздо лучше было бы ему совсем не класть топора на прежнее место, а подбросить его, хотя потом, куда-нибудь на чужой двор.
Мало того, даже, как нарочно,
в это самое мгновение только что перед ним въехал
в ворота огромный воз сена, совершенно заслонявший его все время, как он
проходил подворотню, и чуть только воз успел выехать из
ворот во двор, он мигом проскользнул направо.
Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала на новую квартиру,
в новый дом,
в четвертый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно. Войдя под
ворота, он увидел направо лестницу, по которой
сходил мужик с книжкой
в руках; «дворник, значит; значит, тут и есть контора», и он стал подниматься наверх наугад. Спрашивать ни у кого ни об чем не хотел.
Были минуты, когда Дронов внезапно расцветал и становился непохож сам на себя. Им овладевала задумчивость, он весь вытягивался, выпрямлялся и мягким голосом тихо рассказывал Климу удивительные полусны, полусказки. Рассказывал, что из колодца
в углу двора вылез огромный, но легкий и прозрачный, как тень, человек, перешагнул через
ворота, пошел по улице, и, когда
проходил мимо колокольни, она, потемнев, покачнулась вправо и влево, как тонкое дерево под ударом ветра.
—
В Крыму был один социалист, так он
ходил босиком,
в парусиновой рубахе, без пояса, с расстегнутым
воротом; лицо у него детское, хотя с бородкой, детское и обезьянье. Он возил воду
в бочке, одной старушке толстовке…
Толпа
прошла, но на улице стало еще более шумно, — катились экипажи, цокали по булыжнику подковы лошадей, шаркали по панели и стучали палки темненьких старичков, старушек, бежали мальчишки. Но скоро исчезло и это, — тогда из-под
ворот дома вылезла черная собака и, раскрыв красную пасть, длительно зевнув, легла
в тень. И почти тотчас мимо окна бойко пробежала пестрая, сытая лошадь, запряженная
в плетеную бричку, — на козлах сидел Захарий
в сером измятом пыльнике.
Чтоб
пройти в комнату, нужно, чтоб Николай посторонился, — он стоял посредине коридора, держа
в руке веник, а пальцами другой безуспешно пытаясь застегнуть
ворот рубахи.
Прошел мимо плохонького театра, построенного помещиком еще до «эпохи великих реформ», мимо дворянского собрания, купеческого клуба, повернул
в широкую улицу дворянских особняков и нерешительно задержал шаг, приближаясь к двухэтажному каменному дому, с тремя колоннами по фасаду и с вывеской на
воротах: «Белошвейная мастерская мадам Ларисы Нольде».
«Демократия, — соображал Клим Иванович Самгин,
проходя мимо фантастически толстых фигур дворников у
ворот каменных домов. — Заслуживают ли эти люди, чтоб я встал во главе их?» Речь Розы Грейман, Поярков, поведение Таисьи — все это само собою слагалось
в нечто единое и нежелаемое. Вспомнились слова кадета, которые Самгин мимоходом поймал
в вестибюле Государственной думы: «Признаки новой мобилизации сил, враждебных здравому смыслу».
За городом работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место для вокзала. Согнувшись горбато,
ходили люди
в рубахах без поясов, с расстегнутыми
воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял
в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком по земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
Однажды, воротясь поздно из театра, он с извозчиком стучал почти час
в ворота; собака, от скаканья на цепи и лая, потеряла голос. Он иззяб и рассердился, объявив, что съедет на другой же день. Но и другой, и третий день, и неделя
прошла — он еще не съезжал.
Прежде, бывало, ее никто не видал задумчивой, да это и не к лицу ей: все она
ходит да движется, на все смотрит зорко и видит все, а тут вдруг, со ступкой на коленях, точно заснет и не двигается, потом вдруг так начнет колотить пестиком, что даже собака залает, думая, что стучатся
в ворота.
Они пришли
в Малиновку и продолжали молча идти мимо забора, почти ощупью
в темноте
прошли ворота и подошли к плетню, чтоб перелезть через него
в огород.
Лесничий соскочил и начал стучать рукояткой бича
в ворота. У крыльца он предоставил лошадей на попечение подоспевшим Прохору, Тараске, Егорке, а сам бросился к Вере, встал на подножку экипажа, взял ее на руки и, как драгоценную ношу, бережно и почтительно внес на крыльцо,
прошел мимо лакеев и девок, со свечами вышедших навстречу и выпучивших на них глаза, донес до дивана
в зале и тихо посадил ее.
Объяснение это последовало при странных и необыкновенных обстоятельствах. Я уже упоминал, что мы жили
в особом флигеле на дворе; эта квартира была помечена тринадцатым номером. Еще не войдя
в ворота, я услышал женский голос, спрашивавший у кого-то громко, с нетерпением и раздражением: «Где квартира номер тринадцать?» Это спрашивала дама, тут же близ
ворот, отворив дверь
в мелочную лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или даже прогнали, и она
сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.
В бумаге еще правительство, на французском, английском и голландском языках, просило остановиться у так называемых Ковальских
ворот, на первом рейде, и не
ходить далее,
в избежание больших неприятностей, прибавлено
в бумаге, без объяснения, каких и для кого. Надо думать, что для губернаторского брюха.
Там то же почти, что и
в Чуди: длинные, загороженные каменными, массивными заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так что идешь по аллеям. У
ворот домов стоят жители. Они, кажется, немного перестали бояться нас, видя, что мы ничего худого им не делаем.
В городе, при таком большом народонаселении, было живое движение. Много народа толпилось,
ходило взад и вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно женщины. У некоторых были дети за спиной или за пазухой.
Подходя к перевозу, мы остановились посмотреть прелюбопытную машину, которая качала из бассейна воду вверх на террасы для орошения полей. Это — длинная, движущаяся на своей оси лестница, ступеньки которой загребали воду и тащили вверх. Машину приводила
в движение корова,
ходя по
вороту кругом. Здесь, как
в Японии, говядину не едят: недостало бы мест для пастбищ; скота держат столько, сколько нужно для работы, от этого и коровы не избавлены от ярма.
По мере того как мы шли через
ворота, двором и по лестнице, из дома все сильнее и чаще раздавался стук как будто множества молотков. Мы
прошли несколько сеней, заваленных кипами табаку, пустыми ящиками, обрезками табачных листьев и т. п. Потом поднялись вверх и вошли
в длинную залу с таким же жиденьким потолком, как везде, поддерживаемым рядом деревянных столбов.
По всей улице стоял резкий, едкий и не неприятный запах навоза, шедший и от тянувшихся
в гору по глянцовито укатанной дороге телег и, главное, из раскопанного навоза дворов, мимо отворенных
ворот которых
проходил Нехлюдов.
Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана на скамье у
ворот: тот сидел и вписывал что-то
в свою записную книжку карандашом. Алеша передал Ивану, что старик проснулся и
в памяти, а его отпустил ночевать
в монастырь.
Алеша дал себя машинально вывести. На дворе стоял тарантас, выпрягали лошадей,
ходили с фонарем, суетились.
В отворенные
ворота вводили свежую тройку. Но только что
сошли Алеша и Ракитин с крыльца, как вдруг отворилось окно из спальни Грушеньки, и она звонким голосом прокричала вслед Алеше...
Ходил по-русски,
в рубахе с косым
воротом и
в поддевке, имел деньжонки значительные, но мечтал и о высшей роли неустанно.
Она увидела, что идет домой, когда
прошла уже
ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась
в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять
в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая
в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается,
в кухню не попала, а очутилась
в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
Чрез низкие
ворота города (старинная стена из булыжника окружала его со всех сторон, даже бойницы не все еще обрушились) мы вышли
в поле и,
пройдя шагов сто вдоль каменной ограды, остановились перед узенькой калиткой.
Мы были полны теоретических мечтаний, мы были Гракхи и Риензи
в детской; потом, замкнутые
в небольшой круг, мы дружно
прошли академические годы; выходя из университетских
ворот, нас встретили
ворота тюрьмы.
Надоело мне дожидаться их
в нечистой комнате станционного смотрителя. Я вышел за
ворота и стал
ходить перед домом. Это была первая прогулка без солдата после девятимесячного заключения.
Ехали мы, ехали часа полтора, наконец проехали Симонов монастырь и остановились у тяжелых каменных
ворот, перед которыми
ходили два жандарма с карабинами. Это был Крутицкий монастырь, превращенный
в жандармские казармы.
Он
в продолжение нескольких лет постоянно через воскресенье обедал у нас, и равно его аккуратность и неаккуратность, если он пропускал, сердили моего отца, и он теснил его. А добрый Пименов все-таки
ходил и
ходил пешком от Красных
ворот в Старую Конюшенную до тех пор, пока умер, и притом совсем не смешно. Одинокий, холостой старик, после долгой хворости, умирающими глазами видел, как его экономка забирала его вещи, платья, даже белье с постели, оставляя его без всякого ухода.
Покуда
в девичьей происходят эти сцены, Василий Порфирыч Затрапезный заперся
в кабинете и возится с просвирами. Он совершает проскомидию, как настоящий иерей: шепчет положенные молитвы, воздевает руки, кладет земные поклоны. Но это не мешает ему от времени до времени посматривать
в окна, не
прошел ли кто по двору и чего-нибудь не пронес ли.
В особенности зорко следит его глаз за
воротами, которые ведут
в плодовитый сад. Теперь время ягодное, как раз кто-нибудь проползет.
Но
проходит пять — десять минут, а Настасьи нет. Пахом тоже задержался у
ворот. Всем скучно с дедушкой, всем кажется, что он что-то старое-старое говорит. Наконец Настасья выплывает
в столовую и молча заваривает чай.
В центре города были излюбленные трактиры у извозчиков: «Лондон»
в Охотном, «Коломна» на Неглинной,
в Брюсовском переулке,
в Большом Кисельном и самый центральный
в Столешниковом, где теперь высится дом № 6 и где прежде
ходили стада кур и большой рыжий дворовый пес Цезарь сидел у
ворот и не пускал оборванцев во двор.
…С Тверской мы
прошли через Иверские
ворота и свернули
в глубокую арку старинного дома, где прежде помещалось губернское правление.
Умер старик, прогнали Коську из ночлежки, прижился он к подзаборной вольнице, которая шайками
ходила по рынкам и ночевала
в помойках,
в пустых подвалах под Красными
воротами,
в башнях на Старой площади, а летом
в парке и Сокольниках, когда тепло, когда «каждый кустик ночевать пустит».
Наконец я подошел к
воротам пансиона и остановился… Остановился лишь затем, чтобы продлить ощущение особого наслаждения и гордости, переполнявшей все мое существо. Подобно Фаусту, я мог сказать этой минуте: «Остановись, ты прекрасна!» Я оглядывался на свою короткую еще жизнь и чувствовал, что вот я уже как вырос и какое, можно сказать, занимаю
в этом свете положение:
прошел один через две улицы и площадь, и весь мир признает мое право на эту самостоятельность…
Как у наших у
воротМного старцев и сирот
Ходят, ноют, хлеба просят,
Наберут — Петровне носят,
Для коров ей продают
И
в овраге водку пьют.
Вечером он уехал, ласково простившись со всеми, крепко обняв меня. Я вышел за
ворота и видел, как он трясся на телеге, разминавшей колесами кочки мерзлой грязи. Тотчас после его отъезда бабушка принялась мыть и чистить грязную комнату, а я нарочно
ходил из угла
в угол и мешал ей.
Он толкует, что ему страшно на Иверскую взглянуть,
проходя мимо Иверских
ворот, жалуется, что на него мальчишки пальцами показывают, боится, что
в Сибирь его
сошлют; но о людях, разоренных им, — ни слова.
И Лемм уторопленным шагом направился к
воротам,
в которые входил какой-то незнакомый ему господин,
в сером пальто и широкой соломенной шляпе. Вежливо поклонившись ему (он кланялся всем новым лицам
в городе О…; от знакомых он отворачивался на улице — такое уж он положил себе правило), Лемм
прошел мимо и исчез за забором. Незнакомец с удивлением посмотрел ему вслед и, вглядевшись
в Лизу, подошел прямо к ней.
Дорога
в Тайболу
проходила Низами, так что Яше пришлось ехать мимо избушки Мыльникова, стоявшей на тракту, как называли дорогу
в город. Было еще раннее утро, но Мыльников стоял за
воротами и смотрел, как ехал Яша. Это был среднего роста мужик с растрепанными волосами, клочковатой рыжей бороденкой и какими-то «ядовитыми» глазами. Яша не любил встречаться с зятем, который обыкновенно поднимал его на смех, но теперь неловко было проехать мимо.
Но, к удивлению Кишкина, Карачунский с шахты
прошел не к лошадям, стоявшим у
ворот ограды, а
в противоположную сторону, прямо на него.
Борцы
ходили по кругу, взявши друг друга за
ворот чекменей правою рукой, — левая шла
в дело только
в момент схватки.
Теперь он наблюдал колеблющееся световое пятно, которое
ходило по корпусу вместе с Михалкой, — это весело горел пук лучины
в руках Михалки. Вверху, под горбившеюся запыленною железною крышей едва обозначались длинные железные связи и скрепления, точно
в воздухе висела железная паутина. На
вороте, который опускал над изложницами блестевшие от частого употребления железные цепи, дремали доменные голуби, —
в каждом корпусе были свои голуби, и рабочие их прикармливали.